В лагере проводилась политика «уничтожения через труд». Повседневная жизнь заключённых с утра до ночи была наполнена страданиями: физическим и психическим истощением, антисанитарными условиями, постоянным голодом, страхом перед смертью товарищей и жестокостью охраны.

Лагерь охраняли 24 солдата СС. Заключённых били эсэсовцы и капо (заключённые, назначенные СС для надзора над другими в обмен на привилегии). Их били повсюду, где только могли, в основном резиновыми дубинками по голове. За малейшее нарушение охрана избивала узников плетьми.

Большинство свидетелей — как бывшие узники, так и жители, жившие рядом с лагерем, — отмечали, что Виркер отличался особой жестокостью. 

Однажды один заключённый спустился с верхнего этажа на крышу при помощи одеяла и сумел бежать. Когда крестьянин неподалёку от Ризы снова поймал его и вернул в лагерь, охрана избила его до полусмерти. На следующий день он шёл на работу с повязкой на голове, а ещё через день его уже никто не видел — умер ли он? Виркер не дал никаких объяснений и сказал: «К таким людям нельзя проявлять сострадание».

Во время воздушной тревоги Виркер обходил здание фабрики с взведённым пистолетом и стрелял по заключённым, которые появлялись у окон. В лагере часто слышались выстрелы, иногда — стоны. Однако никто не видел самих актов убийства. Известен лишь один случай угрозы со стороны Виркера: он сказал заключённому — «Если бы ты не был из Хемница, я бы тебя застрелил!»

С ростом числа узников кухонные котлы оказались совершенно недостаточными, что отразилось на крайне плохом питании: заключённым давали почти исключительно суп из брюквы, и всегда в малом количестве. После еды узники бросались на мусорные кучи в стекольном цехе, ища что-то съедобное — например, кожуру от картофеля. Охранники били и пинали их ногами, иногда кто-то из заключённых оставался лежать без движения.

Первый повар, поляк, украл продукты и бежал из лагеря вместе с другими заключёнными через канал. Удался ли побег, осталось неизвестным, но после этого оставшихся узников избивали ещё жестче. Некоторые умерли от полученных побоев.

Плохое снабжение невозможно было скрыть от жителей окрестностей. Результатом недоедания стали слабость и тяжёлые заболевания, нередко приводившие к смерти. Те, кто попадал в лагерный лазарет, уже не возвращались. У заключённых часто бывал понос, и соседи опасались вспышки дизентерии.

Плохая работоспособность была также следствием катастрофической нехватки пищи. Узникам полагался час на обед и по десять минут на завтрак и ужин, но чаще всего эти перерывы отменялись, так как есть было нечего. На обед, состоявший в основном из воды и брюквы, отводилось лишь двадцать минут. Заключённые едва могли стоять от голода; глаза их западали, руки бессильно свисали. Они были полностью истощены, и смертность была высокой.

Эти обстоятельства привели к катастрофическому состоянию здоровья узников. Они были физически и психически на грани. Медицинская помощь стала жизненно необходимой. Между компанией Elster GmbH и лагерем существовали тесные связи. Два лагерных врача, также заключённые, ходатайствовали перед начальником лагеря Виркером об улучшении питания, чтобы не подвергать узников ещё большему риску. По настоянию доктора Несте заключённым однажды выдали картофель — это было единственным подобным случаем за всё время существования лагеря. Доктор Несте лишь один раз вмешался непосредственно в медицинские дела лагеря. Проверяя диагноз лагерного врача из-за опасности эпидемии, он впервые увидел лазарет на чердаке. Увидев зал с тяжело больными, обречёнными на смерть, он осознал постоянный характер умирания в лагере. 

Самым тяжёлым из его обязанностей было со-подписание свидетельств о смерти, уже подписанных начальником лагеря Виркером и французским лагерным врачом. Несте подписывал до двадцати свидетельств о смерти в день. В качестве основных причин смерти указывались: истощение, воспаление лёгких, грипп, эпидемия рожи, распространившаяся вследствие катастрофического недоедания, упадок сил, плохая одежда, а также кишечные заболевания и кровавый понос, вызванные водянистой пищей и употреблением сырой капусты.

Свидетель по имени Бар сообщил, что в 1941–1943 годах он служил в концентрационном лагере Нойенгамме. Под присягой он показал: «Людей по ночам водили по одному в специально отведённую комнату. Там им приказывали лечь животом на стол. Затем Брюнинг или я вводили примерно 5 см³ фенола в отверстие в затылке. Люди теряли сознание мгновенно и умирали через одну–две минуты. Потом Брюнинг и я относили их в соседнее помещение, служившее моргом […]». Прокуратура предполагает, что Бар мог действовать также в Баутцене и Каменце, хотя доказательств этому нет. Тем не менее довольно вероятно, что и в Каменце больным и нетрудоспособным заключённым медицинский персонал — а иногда и другие узники — делали смертельные инъекции яда. 

Тяжело больных помещали в комнату на чердаке, откуда их тела, завернутые в одеяла, переносили в подвал, где находились печи для сожжения. Быть больным в Каменце было чрезвычайно опасно. Все испытывали панический страх быть «отправленными наверх» — это означало конец. Один заключённый, переживший нервный срыв и кричавший без остановки, был «отправлен наверх» и больше никогда не появился.

Двое заключённых, работавших в стекольной мастерской, были обучены обслуживанию котельной, где происходило сожжение тел. Уже после прибытия первого транспорта в 1944 году наблюдали, как мёртвого несли в котельное помещение. Виднелись только ноги накрытого тела, затем из трубы пошёл дым. В дальнейшем сожжение узников наблюдалось ежедневно. Тела выносили из лагерного здания с северной стороны, через угольный сарай, и переносили в котельную. 

После первых вопросов со стороны соседей тела стали выносить по незаметному пути, через кладбище, к котельной. Для дополнительного сокрытия происходящего, по-видимому, между кухней и котельной было обустроено дополнительное помещение. Через люк в потолке тела теперь сбрасывали вниз. Шесть заключённых были назначены для сожжения. Также было обеспечено, чтобы никто из них не покинул лагерь живым.